Кикбоксерша Ситникова описала кошмар заключения в белорусском СИЗО

Градус протестов в Белоруссии снова накаляется, несмотря на бесконечные аресты и штрафы за участие в митингах. «Пакуют» всех, без оглядки на регалии, возраст и семейное положение. Причины, по которым арестовывают людей, порой, выглядят нелепыми. 24-летняя Александра Ситникова, многократная чемпионка по тайскому боксу и кикбоксингу, трехкратный призер Европы по тайскому боксу отсидела 10 суток за решеткой за пост в Инстаграме. И рассказала, как это было.

— Меня арестовали за пост в Инстаграме, который я опубликовала аж 16 августа, — начала разговор Александра Ситникова. – В РУВД мне показали скриншот с моей страницы. Предъявили, что я была участницей массового мероприятия и одиночного пикетирования, так как стояла с плакатом на фоне людей с красно-белыми шариками. Даже улицу вычислили, где был сделан снимок. То есть своим постом, я сама себя сдала. Мне так и сказали: «Вы сами подтвердили свою виновность».

Тот самый пост до сих пор висит на страничке Александры в соцсети. Его содержание вполне невинное: «Я невероятно горжусь нашими людьми. Они мудрые, сильные и невероятно добрые, столько взаимопомощи и все так культурно. И все это несмотря на страшную жестокость со стороны правительства». Сообщение было закреплено под фотографией девушки. В руках она держала плакат с надписью: «Нет пыткам, арестам, репрессиям».

— Белорусская милиция мониторит все соцсети?

— Сложно об этом судить. Но похоже на то.

— Вам так и сказали: мы вас задержали за пост?

— Нет, мне сказали так: «Вы задержаны за участие в митинге». Нашелся даже свидетель, который, якобы, видел меня на протестах. Им оказался сотрудник ОМОНа. Он присутствовал на суде. Правда, его лица я не видела, он не снимал балаклаву, а представился АлександрОвич Александр. Еще назвал отчество, вроде Александрович, но было плохо слышно, на этом моменте он закашлялся.  

— Что он говорил?

— Говорил, что видел меня на митинге и узнал. На вопрос, как он меня узнал, ответил, что я достаточно известная личность в Беларуси, поэтому опознать меня не составило труда. Из его показаний следовало, что он наблюдал меня в компании людей, которые выражали свою гражданскую позицию. Свидетель даже указал, сколько времени я там провела. А вот с текстом моего плаката он накосячил. Озвучил ошибочные данные из протокола. Зачитал, что на плакате была надпись «Нет пыткам, агрессиям, репрессиям». Хотя на самом деле плакате был другой текст: «Нет пыткам, арестам, репрессиям». Но кого волновала точность цитаты?

— Вы удивились показаниям свидетеля?

— Не то слово. Я хорошо помню, что в тот момент рядом не было сотрудников ОМОНа. На мой вопрос, почему он не задержал меня тогда, мне ответили: «Человек был занят, работал, поэтому тогда не задержали».

— Вы спросили, почему спустя два месяца о вас вспомнили?

— Нет. Сейчас мы ничему не удивляемся. Задержали и задержали.

— На суде вы себя защищали?

— Я не отказывалась от своего мнения. Сказала на суде, что выступаю против насилия, брутальных задержаний и арестов. Я серьезно занимаюсь суровым видом спорта, меня возмущает, когда на одного человека накидываются пятеро бойцов ОМОНа. Даже на ринге, когда видишь, что соперник на уровень ниже, спортсмены проявляют милосердие, не бьют, где могли бы ударить, проявляют сострадание.

«Поместили в камеру-стакан, где можно только стоять»

— Как вас задержали?

— Меня задержали в день рождения мамы, прямо накануне отпуска, который я планировала провести в Египте. 13 октября я вышла с работы. Сотрудники милиции поджидали меня около моей машины весь день. Подошли, показали ксиву: «Александра Ивановна? Нужно проехать в РУВД на разговор». Я удивилась: «Если бы я до позднего вечера сидела на работе, вы бы тоже меня ждали?». Они кивнули. Мы отправились в РУВД.

— Вы испугались?

— Нет, я не сомневалась в своей невиновности. Да и беседовали они со мной вежливо. Обещали, что, возможно, со мной просто поговорят и отпустят праздновать юбилей мамы. Поэтому я с улыбкой и с легким сердцем отправилась с ними. Решила, пусть со мной поговорят, заплачу штраф, если в чем-то виновата, и уйду.

— Но так скоро вас не отпустили?

— Сначала я сидела в коридоре РУВД, ждала. Мое дело долго не могли найти. Потом меня пригласили в кабинет, где сказали, что скорее всего меня задержат больше, чем на сутки. Провели опись вещей, попросили снять ремень, шнурки, сережки и закрыли в «обезьяннике». Позже состоялся допрос.

— Как выглядел допрос?

— Следователь зачитали протокол, где было указано, что я находилась на митинге в группе людей с шариками. «Зачем вы это пишите, ведь на фотографии видно, что я стою одна?» — заметила я. Следователь спокойно парировал: «Вы можете написать, что не согласны». Как я поняла, мое несогласие на исход дела не повлияло бы. Я написала, что согласна частично. Из РУВД меня отвезли в ИВС на Окрестина. Поместили в камеру-«стакан» — помещение метр в длину и полметра в ширину, там можешь просто стоять и смотреть в дверь. Затем перевели в более просторную камеру на четверых, которая представляла комнату 2 на 2 метра, без окон, с тусклым светом, серыми стенами. Там была узкая скамейка — небольшой бетонный выступ, обитый кафелем.  В той камере я провела ночь.  На следующий день состоялся суд там же на Окрестина, только этажом выше. 

Суд по скайпу

— Как проходил суд?

— Быстро, по скайпу. Длился минут двадцать, не больше.  

— Адвоката вам предоставили?

— Адвоката по назначению у нас не предоставляют, если ты не требуешь. Родители нашли мне защитника, но следователь меня об этом не известил. Познакомиться с защитником я не успела, его ко мне не пустили, сослались на неблагоприятную эпидемиологическую обстановку.

В день суда меня привели в комнату, включили видеосвязь. Камера была направлена на место судьи. Я увидела стол, там сидел какой-то мужчина. Он поздоровался. Возможно, представился, но от волнения я не расслышала. Подумала, что это судья. Мужчина задавал вопросы, я отвечала. Через пять минут он ушел. После этого сотрудник милиции, который находился рядом, ошарашил меня: «Это был ваш адвокат. Сейчас придет судья».

— Судебное заседание было таким же странным, как встреча с адвокатом?

— На суде адвокат попросил время, чтобы собрать и предоставить справки о том, что у меня травмировано колено, я прохожу реабилитацию. Его просьбу судья отклонил, пояснил, что у него достаточно информации, решение примут сегодня. В итоге мне дали 10 суток ареста. И отвели обратно в камеру, где я провела еще сутки. На следующий день меня отвезли в СИЗО Жодино. Во сколько точно, не знаю. Часов у меня не было, узнать, который час оказалось нереально – сотрудники ведомства почему-то тщательно скрывают время от арестованных.

— Как же люди ориентируются по времени?

— Ориентируются по тому, во сколько приносят завтрак, обед, ужин.  

«Отопления не было, всю ночь горел яркий свет»

— Как с вами обращались в Жодино (именно там находится одна из лидеров оппозиции – Мария Колесникова)?

— Мне в Жодино больше понравилось, чем на Окрестина. Условия содержания там более щадящие. Но отношение к нам было, как к преступникам. Хотя сотрудники постоянно напоминали: «Вы не преступники, а правонарушители». Например, когда я один раз за три дня постучала в дверь, чтобы обратиться сотруднику СИЗО, мне ответили: «По голове себе постучи». На наши просьбы никто не реагировал.  

— Расскажите про обстановку там.

— В Жодино меня поместили в четырёхместную камеру. Горячей воды там не оказалось, как и отопления. Хорошо, родители передали теплые вещи. Я интересовалась у сотрудников изолятора, почему нет отопления. Услышала: «Отопление включат зимой, ждите». Задала встречный вопрос: «Почему на Окрестина уже включили отопление?». Мне в ответ: «Так надо было оставаться на Окрестина». В итоге я больше семи суток провела в ледяной камере.

— Спали в одежде?

— Я не снимала плюшевые штаны, теплые носки, угги, две байки. Чтобы согреться, занималась спортом. Еще там запрещали пользоваться постельным бельем. Подъем у нас был в шесть утра. Так вот 6 утра до 10 вечера требовали скрутить матрас и не прикасаться к нему. Спать, сидеть и подходить к кровати запрещалось.

— На чем же вы сидели?

— В камере находился стол и узкие лавочки, где нам позволялось сидеть. Если днем хотели спать, то располагались на лавке, опирались руками на стол и спали. Стол и лавки были металлические, поэтому мы что-то подкладывали, но в камере без отопления такой подогрев не спасал ситуацию. Еще в нашем помещении постоянно горел яркий свет — и днем, и ночью. Спать невозможно. Особенно на верхней полке тяжело, так как прямо под лампой находишься.  Завешивать и закрывать лампу запрещено, сразу приходят и ругаются. 

— Если сядешь на кровать, что будет?

— За любой косяк следовало изощренное наказание – сотрудники СИЗО забирали на ночь матрасы у всей камеры. И люди спали на голых решетках. Однажды, кто-то из соседней камеры пытался спорить с охранниками, так их всех лишили матрасов и постельного белья. На следующий день арестанты просили вернуть матрасы. После того случая все поняли, что с охранниками лучше не спорить, лишний раз ни о чем их не просить. В тюрьме созданы все условия, чтобы максимально сломить волю человека к сопротивлению, чтобы тебе больше не захотелось сюда вернуться.

— С вами в камере находились только политзаключенные?

— Да, там собрались единомышленники. В Жодино находились только те, кто сидел по политической статье.

— За другие преступления сейчас в Беларуси арестовывают?

— На Окрестина я видела несколько человек, которых задержали за бытовые преступления – семейные ссоры или проблемы с алкоголем. Остальные — политические. В Жодино привезли только одного мужчину не из «нашей оперы», его арестовали за мелкое воровство, что-то вынес из магазина.

— Кем по профессии были те девушки, с которыми вы сидели в камере?

— Нас в камере было трое. Сама я по образованию инженер, работаю в строительной компании. Со мной сидела девушка, которая училась на психолога, вторая заключенная занималась защитой прав женщин. Все образованные, интересные, умные.

В один из дней меня перевели в камеру на восемь человек. Там я познакомилась с женщиной-философом, она такие вещи рассказывала — заслушаешься. Для сокамерниц проводила семинары.

В Жодино собрались специалисты из разных областей, каждый по очереди читал лекции. Так что за решеткой можно еще второе высшее образование получить. Все эти женщины были приятные в общении, мужественные, они с таким запалом, оптимизмом туда приезжали. И, глядя на них, я поняла, что этих так просто не сломить, не запугать.

— Мыться тоже было негде?

— За 10 дней меня отвели один раз в душ. Хорошо, родители передали мне влажные салфетки. Так как горячей воды не было, я придумали свой лайфхак – вечером наполняла пластиковые бутылки ледяной водой, засовывала их в носки и согревала под одеялом. С утра вода немного нагревалась до летней температуры, ей я мыла голову.

— На прогулки выпускали?

— За 10 дней нас два раза по 20 минут вывели на улицу. Прогулка проходила в бетонной яме с решеткой вместо потолка. Видели чуть-чуть облака.

— Телевизор, книги есть в камере?

— Телевизоров нет. Когда я попросила принести мне книги, мне дали понять, что тюремная библиотека для тех, кто сидит не по административным делам, а по уголовным. Нам не положено выдавать книги. Нашелся лишь один хороший охранник, который принес мне книги, журнал, сканворд и даже ручку выдал. Как я поняла, эти книги не из библиотеки, их оставили прежние сидельцы. В итоге я прочитала четыре книги, план-минимум выполнила.

«Бегайте, по площадям вы уже походили»

— Сотрудники правоохранительных органов говорили, что вы им надоели со своими митингами?

— Да, это их любимая фраза. Они постоянно твердили: «Как вы нам надоели. Что вы все выходите? Почему вам не сидится дома? Хватит уже». Работники Окрестина выражали негодование более эмоционально, кричали: «Женщины, успокойтесь, вы заколебали выходить, то женские марши, то пенсионерские, то общие». Заметно, что у них уже сдают нервы. Для них задержанные по нашей статья, как красная тряпка для быка. Помню, когда нас вели по коридорам изолятора, надсмотрщики орали: «Не шагом, а бегом, это вам не по площади прогуливаться. Там уже находили километры, прогулялись спокойно, поэтому бегайте».

— Пытаются шутить?

— Шутить там пытались много. Я предположила, что в Жодино есть один человек, которые придумал шутку на всю смену. Когда мы спрашивали, который час, нам отвечали: «А ты что, куда-то торопишься?». И смеялись. Однажды нам явно задержали обед. Потом открыли кормушку – специальное окошко, выставили тарелки, мы поинтересовались, который час. И в ответ прилетело: «Время обеда». Меня удивляло, почему из времени делали тайну.

— Вам внушали — мол, ты же спортсменка, вот и занимайся физкультурой, не лезь в политику?

— Нет, такого не слышала. Но на Окрестина меня спрашивали, чем отличается тайский бокс от муай-тай, где можно посмотреть мои бои. Перед судом, кто-то из конвоиров предложил посадить меня в клетку, испугался, что я накинусь на них с кулаками. Хотя я была в белой блузке, лосинах, на каблуках.  

— Кто-то из сокамерниц говорил, что больше на протесты – ни ногой?

— Таких не было. Наоборот, все возмущались, что оказались за решеткой несправедливо. Я тоже не чувствую за собой вину. И все уговоры следователи, мол, у вас есть время, подумайте о своем поведении, ни к чему не привели. Мне не о чем думать. Я не виновата.

«Должна заплатить 50 долларов за еду в тюрьме»

— Вы обменялись контактами с сокамерницами?

— А как же. Наше прощание выглядело трогательным. Мы обнялись, обменялись телефонами, таких друзей не каждый день встретишь. Да и не с каждым обсудишь, как сидели в камере.

— Как с вами попрощались сотрудники СИЗРО? Просто сказали «до свидания» или какие-то напутственные речи произнесли?

— «До свидания» там никто не говорит. Меня молча отвели в комнату, отдали вещи и вручили самое главное – квитанцию об оплате питания в Жодино.  

— Вы должны сами оплатить питание?

— Конечно, пребывание в СИЗО у нас платное. 13.50 белорусских рублей в сутки (400 российских рублей). Так что мне придется за все время пребывания заплатить около 50 долларов.

— Еда стоит своих денег?

— По сравнению с Окрестина в Жодино кормили нормально. Еда пресная, но терпимая. Кашу на молоке давали. А вот в Окрестина даже смотреть было страшно на еду, не то что есть.  

— Как на работе отнеслись к вашему аресту?

— Пока не знаю. Я же в отпуске. Первая неделя каникул прошла в заточении. Накрылась поездка в Египет.

— Пока вы находились в тюрьме, знали, что происходило снаружи?

— Нет, никакой информации не доходило. За 10 дней много, что изменилось. Сейчас пытаюсь наверстать упущенное, читаю новости. Еще я очень удивилась тому, что после ареста обо мне стали писать, говорить. Я считаю себя среднестатистическим спортсменом, к элите не отношусь, хотя у меня есть регалии. Поэтому мне было удивительно и приятно, что столько людей обо мне беспокоились. 

— Вы в курсе, что оппозиционный телеграм-канал Нехта теперь официально запрещен в Беларуси. Вы уже отписались от него?

— Я поражаюсь тому, что нас загнали в угол, белорусам диктуют, что они должны читать, на что должны быть подписаны. Раньше я была не сильна в юридических вопросах, теперь думаю заняться этим. Жизнь показала: чем больше знаешь, тем лучше. Хотя даже с этими знаниями ты не можешь ничего изменить. 

— Вам не кажется, что все происходящее в Беларуси напоминает сюр?

— Все 10 дней за решеткой мне казалось, что я нахожусь в театре абсурда. Сначала было страшно, потом непонятно, а под конец стало смешно. До сих пор не верится, что весь этот абсурд происходит на самом деле.

Истoчник: Mk.ru