В России образовался дефицит патологоанатомов

Работа патологоанатома окутана множеством мифов. Часто люди представляют их эдакими циниками, которые могут одной рукой разделывать труп, а другой доедать сэндвич. На самом деле анатомический театр — далеко не главное место приложения труда патоморфолога. Часто именно от заключения патологоанатома зависит жизнь пациента. Чем занимаются эти врачи, «МК» рассказал эксперт медицинской платформы для патологоанатомических лабораторий Александр Нинбург.

Фото: Геннадий Черкасов

Представьте ситуацию, что в эту самую минуту на операционном столе лежит пациент, ему делают операцию на желудке. Образец ткани органа отправляют на срочный анализ, где врач проводит исследования в режиме реального времени, пока идет операция. По итогам результатов анализов хирург будет решать, сохранить пациенту часть желудка или полностью его удалить. Врач, который в этот момент проводит исследование в предельно сжатые сроки, — патологоанатом.

Художественная литература подарила патологоанатомам репутацию врачей, которые занимаются исключительно вскрытиями умерших, а на самом деле 90% своего времени патолог занимается живыми людьми. В онкологии диагноз базируется на результатах гистологического анализа, который проводит патологоанатом, фактически его заключение в большинстве случаев и является диагнозом. И это особенно важно для онкологических больных. Ведь рак поддается лечению в большинстве случаев именно на ранних стадиях, и от правильности поставленного диагноза зачастую зависит человеческая жизнь.

В каком состоянии сегодня находится патоморфологическая служба?

— Служба находится в плачевном состоянии, — рассказывает Александр Нинбург. — В силу комплекса причин: это плохо оплачиваемая, очень ответственная работа, чрезвычайно стигматизированная. Даже люди с медицинским образованием считают, что основная работа патологов — это вскрытия. Она никогда не была популярной. В середине прошлого века в стране была сильная отечественная школа патологов. Правда, изолированная от мировой, и это тоже имело свои негативные последствия. Потом медицина и патанатомия стали коммерциализироваться, и те, кто владел знаниями и имел доступ к западной литературе, зарабатывал. Большинство из них никого не хотели учить, чтоб не плодить конкурентов. В итоге сейчас мы наблюдаем вымирание специальности: есть очень возрастные специалисты, все еще работающие, но уже выпавшие из профессионального контекста и не успевающие за динамичным развитием специальности. Есть провал в средней возрастной категории, то есть среди людей в самом расцвете профессиональных сил, которые уже должны иметь опыт работы, но все еще имеют силы и желание развиваться и кого-то учить. Радует, что появляются молодые и активные специалисты, которые хотят учиться и развиваться в этой специальности, которая на самом деле очень многогранная, интересная. Один из сдерживающих факторов — таким специалистам часто приходится быть самоучками, и это скорее плохо, так как по книгам и видеороликам не освоить специальность, по крайней мере это сделать могут единицы. Но с развитием технологий патологоанатомы все больше смогут погрузиться в профессию с помощью телепатологического обучения.

— То есть вы все же наблюдаете тенденцию роста интереса к профессии патологоанатома? Идут ли студенты? Каков дефицит врачей?

— Профессию все еще не назвать престижной, но интерес к ней последние годы существенно возрос. В первую очередь, конечно, благодаря программам борьбы с онкологическими заболеваниями, ибо в этой борьбе все основывается на морфологическом диагнозе. Количество желающих пойти в специальность растет, но тут возникает еще одно препятствие — часто эту специализацию выбирают в качестве альтернативного запасного аэродрома (нужно меньше баллов на поступление). Если человек не проходит на другие специальности в медицинский вуз — идет в патологию. Приходится тратить время на то, чтобы учить тех, кому это не нужно, не интересно, просто это не его сфера интереса.

Дефицит врачей в разных регионах существенно варьируется, в отделении крупнейшего онкологического института страны, в соответствии с нормативными требованиями, врачи перерабатывают в 2–2,5 раза, при этом у них в лаборатории очень хорошая с точки зрения кадров ситуация сегодня. Я думаю, средняя оценка дефицита кадров на уровне 60% вполне соответствует действительности, а если учесть, что на самом деле сегодня в стране выполняется гораздо меньше морфологических исследований, чем необходимо, то дефицит и того больше.

— В 2020 году патологоанатомы все чаще стали появляться в СМИ и комментировать случаи COVID. Как думаете, повлияет ли это на интерес молодых специалистов?

— На мой взгляд, очень важно рассказывать правильно об этой профессии. Это легендарные специалисты, которые увлечены своим делом. С огромным объемом знаний. Чем больше в сферу придет молодых специалистов с горящими глазами, тем качественнее станет патологическая диагностика в нашей стране. По сути, патологоанатом — это и есть та самая первичная и важная диагностика, о которой так много говорят.

— Каковы основные направления работы патоморфолога? Что нового появилось сегодня, технологии, которые позволяют повышать точность заключений?

— Основное направление работы — так называемая прижизненная диагностика — это исследование биопсийного и операционного материала. Это касается не только опухолей, масса острых и хронических инфекционных, воспалительных заболеваний, аномалий развития, нарушений обмена веществ и др. Сохраняется, конечно, и направление изучения посмертных изменений — установление причин и механизмов смерти.

Мировая наука и практика идут по пути стандартизации этого субъективного диагностического метода как с точки зрения подхода к анализу, так и с точки зрения репортинга, то есть формулировки заключения. Революцию, конечно, совершило появление и внедрение иммуногистохимии. Например, возьмем солидную карциному — один патолог уверен, что это аденокарцинома, другой — что плоскоклеточный рак. Без иммуногистохимии не было инструмента примирения этих двоих, а при ИГХ есть маркеры, которые красятся при аденокарциноме и не красятся при плоскоклеточном раке.

Технологии развиваются и дают нам больше возможностей. В частности, в сфере искусственного интеллекта. Разнообразие вариантов цитологических характеристик и то, что мы имеем двумерную картинку трехмерных структур в произвольной плоскости, сильно затрудняют интерпретации и разметку изображений для обучения моделей искусственного интеллекта. На качество разметки сильно влияет количество элементов и структур на одном изображении. Для решения задач в большинстве случаев мы берем 200-кратное и 400-кратное увеличение, чтобы были видны ядра клеток. Такое стало возможным благодаря развитию оптомеханических процессов.

В целом хочется верить, что появление новых технологий усилит интерес к этой очень важной для всех нас профессии в ближайшие годы.

Истoчник: Mk.ru