Чем российский коронавирус отличается от европейского

Российский парламент, напутствуемый президентом, работает над «мягким» вариантом закона об антиковидных пропусках. Тем временем в Европе и за океаном, судя по сообщениям СМИ, власти гайки наоборот закручивают, да так, что привычной рождественской атмосферы с широким шопингом и вечеринками ожидать там не приходится. В чем дело? Может, наши чего-то боятся или не понимают?

Фото: pixabay.com

Эксперты, отвечая на эти и подобные вопросы, предлагают уходить от представления о том, что решающий фактор здесь субъективный, то есть чьи-то личные опасения или предпочтения. В качестве более реальной предлагается картина, в которой сегодняшние действия российских властей определяются объективными фактами, игнорировать которые, пребывая в здравом рассудке, было бы странно.

На первых ли ролях здесь политика? И да, и нет. В России задача эффективной борьбе с вирусом неожиданно сделала одним из главных вопрос, казалось бы, посторонний – о самом обществе, которое, увы, выглядит совсем не таким, как оно привыкло себя представлять. Хотя помимо этого, безусловно, значительную роль в усложнении ситуации сыграли и промахи пропагандистской машины, до сих пор до конца  не сменившей рассчитанный на другие задачи инструментарий. 

Алексей Макаркин, вице-президент фонда «Центр политических технологий», прежде чем говорить о возможной политической оставляющей решений, выбранных российским руководством, обратил внимание на то, что оно исходит из настроя основной части населения, и того, какие меры могут дать необходимый эффект:

— Проблема здесь в том, что может выдержать общество, что оно готово соблюдать. Причем не только под угрозой каких-то санкций, а само по себе. У нас люди не  просто не  хотят каких-то ограничений. Многие не готовы соблюдать даже минимум, на котором настаивают власти или врачи. В Европе, которую  у нас традиционно считают бездуховной, тема коронавирусных ограничений большинством относится к общественной, публичной сфере. Потому что она касается и интересов всего общества, и конкретных людей. У нас огромная часть общества исходит из того, что это частная сфера. Наши граждане готовы на многие ограничения в политической сфере, но вот когда вмешиваются в то, что они считают частной, тут люди начинают возмущаться. Российское общество очень часто позиционирует себя как духовное, соборное, коллективистское и т.д. Но на самом деле оно значительно более индивидуализировано и атомизировано, чем западные общества. Плюс есть проблема доверия. Люди не доверяют власти и врачам.

Как считает эксперт, в такой ситуации возникает вопрос, сможет ли власть обеспечить выполнение каких-то жестких требований, при том, что такие меры почти наверняка снизят ее общественную поддержку:

— В Европе, что видно любому, значительно выше, например, культура ношения масок. Там исходят не только из страха самому заразиться, но и заразить другого, и для большинства это важно. Есть там и  не согласное с этим меньшинство. Но оно  не голосует за партии, входящие в правящие правительственные  коалиции. В Германии это в значительной мере электорат «Альтернативы для Германии», во Франции это электорат Марин Ле Пен. То есть там, когда власти призывают к самодисциплине, чтобы не заразить всех дедушек и бабушек, общество на это реагирует.  А если у нас вывесить этот тезис в интернете, к тебе сейчас же придут люди, которые  будут говорить «не давите на нас морально, не навязывайте нам свои страхи, мы не хотим это слышать, немедленно удалите – во имя свободы и плюрализма». Логика простая: почему я должен о ком-то заботиться, если не заботятся обо мне, пусть каждый за себя. 

Можно издать какие угодно жесткие эдикты, но они, с одной стороны, вызовут общественное возмущение, а с другой, не снимают вопрос, можно ли все это пред Новым годом, например, обеспечить без экстраординарных мер. И если в Европе такие меры будут раздражать электораты партий, которые не у власти, то у нас — значительную часть сторонников власти. Если мы посмотрим на наш  антиваксерский протест, многие там говорят: мы патриоты, служим России, дайте нам поступать в частной сфере, как мы хотим. Наиболее провластная часть общества и вакцинируется, и готова выполнять требования, но провластная  периферия настроена в значительной степени иначе. Поэтому так все с законами о куар-кодах идет осторожно: нет желания сталкиваться с значительной частью собственных сторонников.  

Петр Кирьян, руководитель лаборатории социальных исследований Института региональных проблем, говоря о тех же самых вопросах, сравнивать принимаемые «здесь» и «там» меры по единой шкале «жесткости» явно не склонен, просто потому что, по его мнению, есть существенная разница в подходах и формулировке задач:

— Мы по-разному подходим к задаче с точки зрения технологии. Если посмотрим на регулирование  или регламенты,  по которым граждане Европы сегодня ездят на работу, ходят на концерты и передвигаются внутри Евросоюза, то увидим, что там действует принцип ограничений и наказаний, которые касаются непосредственно гражданина. То есть, если вы должны быть привиты и вы идете на работу непривитым, или у вас нет ПЦР, вы в Италии получите штраф. Или, если вы захотите воспользоваться транспортом в Берлине, и у вас нет прививки, вы должны сдать ПЦР. Вас никто не ограничивает сесть в этот автобус, но всю дорогу до него оплачиваете вы, поскольку это вы принимаете решение, надо вам вакцинироваться или нет. Это принцип, когда ты сам решаешь, но есть рамки, и ты в этом коридоре движешься. 

Мы же считаем, что есть две задачи, которые необходимо решить. Первая – обеспечить необходимый уровень вакцинации, и второй, по возможности снижать риски для системы здравоохранения, то есть не злоупотреблять локдаунами, а скорее вводить режимы, чтобы количество контактов было таким, чтобы система могла помочь людям. Нет желания сделать открытие-закрытие любой двери общественного  места только по коду.  Дискуссия о том, надо принимать  меры или нет, думаю, будет  вестись, в первую  очередь, в категориях статистики заболеваемости. Но как только применение каких-то мер в обозримой перспективе становятся нереальными, с железнодорожными билетами, например, мы видим, что законодатель или регулятор тормозят, просто потому,  что одно дело меры  в Москве или Екатеринбурге, и совершено другое, в Усть-Куте или в Кызыле. Подходить с мерками ресторана в Сочи к электричкам на Дальнем востоке не очень правильно.

Важно также учитывать масштабы. Есть большие страны, США, Бразилия, Индонезия, Китай. За исключением  китайского опыта с его жестким «светофором», ни одна крупная страна не вводила жестких потоковых ограничений, а  локдауны —  на уровне территорий. В России мы не можем сказать, как в Австрии: все сидим дома, в течение двух месяцев  прививаемся, а потом штрафуем за отказ от прививок, и все. Нет, у нас есть своя специфика, это большая внутренняя миграция, большие  расстояния, и то, что какой-то вид транспорта играет в регионе  социальную роль  – без него человек не может никуда добраться, в том числе  в поликлинику. Жесткие однократные меры просто не работают. А смотреть на Швейцарию или Португалию можно только в качестве примера для моделирования — какой эффект у таких-то мер воздействия. Тот же бустер – в маленьких странах легче понять, как он работает. Жизнь в России разная. Если в Москве при определенном уровне заболеваемости фиксируется, скажем,  50 смертей, а на сопоставимой выбрке в других регионах количество смертей выше, значит дело не столько  в QR-кодах, которые в ресторанах надо проверять, а и в вакцинации, и в протоколах,  и в количестве «скорых помощей» и резервных мощностей. 

По поводу причин, по которым россияне не ставят рекорды по скорости вакцинации, эксперт сказал следующее:

— Они разные могут быть. Во-первых, ситуация, в которой мы находились в 20-21годах, когда взрослые совершеннолетние люди должны разом все привиться, мы никогда не находились. Люди адаптируются по-разному. Кто-то принимает не сразу, кто-то не принимает.   Второй момент: вакцинация проводилась поэтапно. Год назад вакцина появилась, но в доступе для граждан старше 18 лет и менее 60-65. Для людей старшего  возраста, а их не менее четверти  населения, доступ к прививкам появился во втором-третьем квартале этого года. И они вакцинируются. И динамика там есть, может и не очень быстрая. 

Третий момент: врачебное сообщество, когда обсуждало ситуацию с вакцинацией, посылало разнонаправленные сигналы. И они сбивали, что называется, прицел у граждан. Сначала говорили, что однократная прививка  может действовать столько-то месяцев, если не лет. Потом началось обсуждение штаммов, и это больше медийная история, но тоже треплет нервы: помогает – не помогает. Потом по поводу коллективного иммунитета. Это раскалывает восприятие темы. И это потихоньку формировало, пусть и не очень большую,  часть людей, которые не против привиться, но пока думают. Все эти  и другие факторы сыграли, и  иногда и в минус. 

Истoчник: Mk.ru