«Отмененный» кинокритик Егор Беликов рассказал о планах жизни после абьюза

Домашнее насилие в народе называют пренебрежительным словом «бытовуха». Участковые не относят такие происшествия в разряд серьезных, а журналисты — резонансных. А уж тем более, если это насилие — психологическое. Осуждать мужчину-абьюзера (партнера, который испытывает удовольствие от причинения женщине физической или психологической боли) у нас не принято. Напротив, говорят «милые бранятся — только тешатся» и «бьет — значит любит».

И вот в России случилось невероятное. Абьюзера осудили. Не юридическим судом, а общественным. И «отменили». Известный кинокритик и успешный журналист поднял руку на свою девушку и был немедленно вычеркнут из профессии.

Егор Беликов. Фото: Соцсети

— Мне просто важно рассказать эту историю. Чтобы никто больше не пострадал от небезызвестного в широких кругах кинокритика и ныне старшего редактора GQ Егора Беликова, — так начала свой рассказ руководитель проектов коммуникационной группы «МедиаЛайн», редактор Ольга Житпелева — молодая, симпатичная, состоявшаяся девушка.

Подробности она откровенно поведала на своей страничке в соцсети.

— Сегодня утром этот человек избил меня. За то, что я захотела закончить почти полугодичные отношения и забрать свои вещи из его квартиры. Слава богу, он не нанес мне серьезных увечий. Несколько ссадин, кровоподтеков и ушибов на лице и голове, да парочка синяков на ногах. Все, естественно, уже зафиксировано в травмопункте и заявлении в полицию.

Ольга уточнила, что физических признаков насилия мало, а «неиллюзорный страх смерти», который она испытала, пока он ее «вжимал своим весом в пол, душил и бил головой об пол», недоказуем. Она пояснила, что физическое насилие партнер применил к ней впервые, однако психологическое давление она испытывала постоянно.

Такой тип отношений знаком многим нашим женщинам — вне зависимости от профессии, социального статуса, семейного положения и возраста. И ситуации — как под копирку. Как понять, где заканчиваются взаимные подколки или обычные неизбежные ссоры и начинается абьюз? К примеру, то он ее оскорбляет, то говорит: жить без тебя не могу. То хочет бросить («Он выгонял меня из квартиры посреди ночи», — рассказывает Ольга), то раскаивается и становится ласковей котенка.

— То просил прощения, то выдавал манипуляции в духе: «Моя толстовка все еще пахнет тобой. Вот же я мразь, да?» — вспоминает девушка.

Очень тяжелы были и такие угрозы покончить с собой, если она уйдет от него.

— Говорил, что у него есть таблетки, после которых «скорая» не успеет приехать, — делится Ольга. — Что это будет на моей совести. И что он вообще может написать записку, будто это я довела его до суицида.

Партсобрание в Интернете

Так же как и многие другие женщины в подобных отношениях, Ольга не спешила их прекращать и, по ее словам, надеялась изменить Егора. Но однажды утром дошло до того, что он поднял на нее руку.

Коллегам Егора Беликова в это трудно было поверить, но фото девушки с синяками и ссадинами на голове, которые она разместила в Интернете, не оставляли места для сомнений. А интернет-сообщество приняло на себя роль общественного суда — так в советские времена тирана или изменщика вызывали на партсобрание. И после поста Ольги одна за другой о собственных обидах стали рассказывать и другие девушки, которые в разное время встречались с Егором Беликовым. Каждая из них (тех, кто считает себя жертвами абьюза со стороны кинокритика, оказалось минимум семь) заявляла, что во время отношений с ним испытывала психологические страдания.

— Егор сразу же обозначил мне границы дозволенного: серьезных отношений не будет, мы не будем парой, между нами — только дружба и секс, это он произнес вслух. Все остальное обозначалось в процессе путем манипуляций, обид, упреков и обвинений. Я, изначально считавшая себя недостойной такого роскошного мужчины, соглашалась на все, — вспоминает одна из девушек, Софья. — Он был мягок, создавал совместные ритуалы, а потом резко обрывал связь или, например, грубил, вел себя как капризный ребенок. Со временем я поняла, что можно говорить/делать, а что — нет.

Девушка рассказала, что Егор «по-дружески» рассказывал ей о своих любовных приключениях, в подробностях описывал секс с другими девочками, присылал фото их интимных частей тела и просил, чтобы та поставила оценку его выбору.

— Был эпизод, когда он буквально заставил меня заниматься сексом с ним и его подругой, а когда я не выдержала и ушла в слезах в дальний угол комнаты, он продолжил акт с ней, а затем снова обвинил меня в недостаточной раскованности, — также призналась она.

Софья говорит, что во время отношений с кинокритиком ей было очень плохо:

— Почти каждую ночь я плакала от безысходности. Да, мы сами выбираем свою судьбу, однако мышь не может выбрать быть кошкой. Как бы я ни была осторожна и ответственна по жизни, я не могла не вляпаться.

Еще одна девушка, Евгения, характеризует облик бывшего партнера коротко:

— Сначала он восхищается тобой, а затем постепенно разбирает на части, и выясняется, что плохо в тебе абсолютно все: внешность, характер, личность. Все это часто через шутки, «у тебя просто нет чувства юмора».

Истории бывших девушек Егора очень похожи: все они перечислили, что он постоянно их критиковал и обижал. А одна даже заявила, что вступала с ним в секс не по желанию, а по принуждению, назвав это «сексуализированным насилием». При этом практически все уточняют, что вовсе не требуют, чтобы Егора наказали, а просто хотели придать его поступки огласке.

Значительная часть общества с пониманием отнеслась к позиции девушек и озаботилась о том, как им помочь. В данный момент даже открыты два сбора денег в поддержку тех, кто считает себя пострадавшими от Беликова. Нашлись и те, кто не понимает, почему девушки не желают для Егора наказания, и назвали это малодушием и стокгольмским синдромом.

«Не преследую Олю. Перевел сто тысяч»

Вскоре на обвинения в абьюзе ответил сам кинокритик. Он не стал отрицать, что поднял руку на Ольгу, и признался в том, что это ужасно и что он виноват. По словам Егора Беликова, после случившегося он сразу перечислил 100 тысяч в фонд помощи женщинам, пострадавшим от насилия.

— Приношу извинения Оле и всем остальным, кого эта ситуация травмировала, — написал он. И добавил, что сейчас состоит на учете у психиатра и лечится, а еще— что ему в соцсети приходит много слов и поддержки, и «травли». Ему желают покончить с собой, клеймят и обзывают.

Но главное (и самое удивительное для наших граждан, воспитанных на постулате «бьет — значит любит») — Беликов сообщил, что лишился всех работ, что после случившегося коллеги отказались с ним сотрудничать. Теперь он остался без источников дохода. Люди один за другим стали во всеуслышание объявлять, что не хотят больше работать с таким человеком.

Термин «культура отмены» (cancel culture) для российского общества новый и непривычный. Он означает, что можно вычеркнуть человека из профессии. Даже если, как в данном случае, речь идет о члене Гильдии киноведов и кинокритиков РФ, известном журналисте, считавшемся авторитетным экспертом в области кино.

«Пост покаяния», как его окрестили интернет-пользователи, вышел кинокритику боком и лишь усугубил ситуацию. Большая часть его знакомых из киносреды усмотрела в его словах лишь желание оправдаться, обелить себя и вызвать жалость.

Только один из коллег-кинокритиков попытался вступиться за Егора:

— А если вдуматься, то Беликов мало в чем виноват. Если бы не распускал руки, то был бы вообще невинен. В кошки-мышки от века бабы играют. Пришла-ушла. Проверила реакцию. Подцепила. Целые тренинги проходят. Ну и он, следуя заветам феминизма, играл.

То, что происходит с Беликовым, он назвал «хрестоматийной травлей». Однако это вызвало еще большую бурю гнева.

«МК» связался с Егором Беликовым, и он согласился на откровенный разговор.

— Настроение, безусловно, подавленное. Работы сейчас нет. Веду переговоры, непонятно, получится ли. Коллег я понимаю. В нашей медийной сфере тяжело продолжать работать после таких обвинений.

— Многие считают, что ваш пост — это желание оправдать себя. Не думаете теперь, что в такой ситуации лучше было бы промолчать?

— Я должен был все это написать. Я беру ответственность за то, что сделал. И для меня не так важно, считают ли окружающие меня искренним, я никого не собираюсь ни в чем убедить. С другой стороны, я поступил, безусловно, неправильно. Я действительно применил физическое насилие к Ольге.

— Для коллег по творчеству было неожиданностью обо всем этом узнать?

— Да, это многих шокировало. Я могу понять всех коллег: тема громкая, и по ней необходимо высказать свое мнение. Если бы такое произошло не со мной, я бы тоже высказывался. Но в первую очередь меня волнуют друзья и близкие. Я по-прежнему не могу разговаривать с родителями. Несколько близких друзей меня забанили и отказались дальше общаться. Внешне я никогда не выглядел «маньяком» и не соответствовал тому образу, который мне приписывается.

— Приписывается?

— Ну, у меня действительно есть проблема в том, как выстраивать отношения с людьми. Я не знаю, как работать со своей внутренней агрессией, которая иногда выплескивалась. Но я не получал удовольствия от этого. И вот что я хочу предложить себе и другим людям (а я уверен, что огромное количество находятся в той же ситуации, просто они не оказались на публике, как я). Важно публично ответить на все обвинения.

— Давайте поговорим о том, что произошло с Олей.

— Тут обстоятельства не важны. В данном случае все равно виноват агрессор. Но я попытаюсь рассказать, как было дело. Мы слишком глубоко ушли друг в друга, наше состояние зависело от слов, которые мы бросали друг другу в огромном количестве. То она меня бросала, то я ее, но мы постоянно сходились обратно.

В тот день мы в очередной раз за неделю поругались (по-моему, третий). Я пытался ее удержать, она пыталась уйти. Что касается заявления, которое подано, я ходил к участковому и понял, что все не выйдет за рамки административного правонарушения. Насколько я знаю, делу не дали ход, и я не думаю, что это произойдет. С Олей мы наладили хороший контакт, я компенсировал ее медицинские расходы. У нее нет желания, чтобы я оказался за решеткой — таких разговоров точно не было.

— Вы не говорите о подробностях случившегося. А я хотела понять, что заставило вас избить женщину?

— Ну, тогда я только проснулся… И если что-то сделал, то не намеренно. Я пытался ее удержать, успокоить, вот и поднял на нее руку. Все было как в тумане — страх, что я могу ее потерять, застил мне глаза. Но, повторюсь, я себя не оправдываю. Но это было ненарочное избиение.

— После случившегося вы потеряли все источники дохода?

— У меня было несколько рабочих мест, и у всех работодателей имелись формальные возможности расторгнуть со мной сотрудничество. И все они соблюли Трудовой кодекс. C GQ у меня на тот момент еще не закончился испытательный срок. У меня была с ними встреча, мы подписали соглашение — официально я не подошел из-за «несоответствия стандартам» издательского дома, которому принадлежит GQ. На московском телеканале у меня была контрактная основа — я делал работы и для телевидения, и для радио, и для сайта. Они объявили в официальном паблике, что приостановили со мной сотрудничество до выяснения обстоятельств. В Okko я работал как самозанятый. Там просто перестали выкладывать новые выпуски — даже те, которые я уже записал. Мой соведущий Егор Сенников, с которым мы дружили, объявил, что больше не собирается со мной работать. Помимо этого у меня были фрилансерские договоренности с разными сайтами. Все статьи теперь на «стопе», их не заказывают.

Коллеги говорят, что я врал им о том, какой я человек. Да, у меня есть чувство вины. Но я никогда не выступал моральным камертоном, не говорил, что живу идеально, и не учил никого, как правильно жить. Я был и остаюсь несчастен. Та вина, которую могу на себя взять, состоит в том, что я сам выбирал девушек, которые находятся в созависимости от меня. Я нанес некоторым из них травму, они пережили страдания, живя со мной. За это я беру ответственность. Но я не согласен с той тональностью, которую выбрали авторы постов.

— Что вы имеете в виду?

—– Они утверждают, будто бы я специально разыскивал своих «жертв», вычислял. Не могу с этим согласиться — это не так. Некоторые девушки просто прочитали посты других, увидели, что они встречались с одним и тем же человеком, и тоже написали. Что же касается вопроса, связанного с наркотиками (одна из девушек писала, что Егор принимал их и даже отправлял ее за закладками. — Авт.), скажу только, что уже полтора года, как я избавился от наркозависимости. Все остальное, что мне приписывают, я отвергаю. Я никого не подсаживал на наркотики — это попытка девушек — авторов постов снять с себя ответственность.

— Сразу несколько девушек писали, что при их попытке разорвать отношения вы угрожали им, что совершите суицид.

— Хотел бы вам сказать, что это не так, но не скажу. Не могу ответить, что это были попытки их удержать, но вообще суицидальные мысли появились у меня давно, и это мучает меня. Насколько это можно назвать манипуляцией по отношению к девушкам, не мне судить, а специалисту.

— На что вы собираетесь жить?

— Пока на накопления. Время покажет. Если появлюсь снова на публике как кинокритик, буду рад. Если найду себя в другой отрасли — прекрасно. Есть какие-то навыки, которые я могу пустить в дело. Я же всю жизнь работал журналистом. Когда в юности я учился в МФТИ на программиста и меня выгнали с третьего курса, нужно было кем-то работать. С тех пор я непрерывно работаю. И вот сейчас решил посвятить время себе: подлечиться, в шахматы научиться играть, ноутбук починить. Думаю, в депрессии я был всю жизнь. У меня есть внутренняя проблема, которая выражается и в отношениях. Я не помню, когда я счастливо жил. Но я вовсе не хочу производить впечатление жертвы культуры отмены.

— Но тем не менее культура отмены произошла.

— Возможно, если бы я не был на виду, об этом деле не говорили бы так много. Вообще же термин «культура отмены» чаще всего имеет негативную коннотацию. Я не ощущаю себя жертвой какого-то комплексного общественного осуждения — я этого осуждения заслуживаю. Возможно, общество изменилось и научилось вопреки правоохранительной системе, которая отказалась принимать законы о домашнем насилии, карать тех, кто в ее глазах провинился. Не знаю, существует ли механизм реабилитации.

— Вы говорите в таком уверенном, позитивном ключе. Нет ощущения, что вы в депрессии от случившегося. Это профессиональная манера так держаться в любой ситуации или вы просто такой человек?

— Ни то и ни другое. Ту фазу, о которой вы говорите, я уже прошел. Пошел к психиатру, стал пить таблетки, высыпаться. Не сказал бы, что я на позитиве. По-прежнему нахожусь в глубокой депрессии.

Суд Линча — не выход

Насколько реально в нашей стране наказать любого абьюзера по закону не общественному, а юридическому? И как доказать, что ты не просто участник «странных отношений», а жертва?

— На сегодня в российском законодательстве есть множество статей — и уголовных, и административных, — которые могут быть использованы для защиты прав жертв абьюза. Например, за побои, истязание, телесные повреждения разной степени тяжести, за доведение до самоубийства, угрозу убийством, — поясняет кандидат юридических наук Михаил Боровский. — Статей много, но проблема не в том, что необходимо законодательное урегулирование. Проблема в их правоприменении — в том, как действуют в таких случаях органы полиции и работает судебная система.

Как пояснил Михаил Боровский, уголовные дела о побоях — дела частного обвинения, и потерпевший сам должен их представлять в суде. Требуется большая смелость и много времени, сил, жизненной энергии, чтобы отстоять свои права.

— При этом система построена так, что малозначительным делам уделяется куда меньше времени, чем расследованию крупных, масштабных — убийств, мошенничеств, — уточняет эксперт. — Права жертв абьюза в этом отношении считаются условно малозначительными. С другой стороны, поскольку они семейные, в таких делах не всегда понятно, как все пойдет. Предположим, они помирятся, а у полиции статистика испортится. Дело возбудили, а потерпевший — пропал. В судах рассмотрение дел частного обвинения тоже не в приоритете — суды завалены валом криминальных дел.

Все вышеперечисленное препятствует защите прав жертв абьюза.

— А что касается изнасилований в тех случаях, если речь идет о супругах или людях, которые состоят в близких отношениях?

— Такие дела в нашей практике встречаются. По статистике, процентов 70 жертв изнасилований являются знакомыми своих насильников. То, что изнасилование может происходить в браке, когда есть основания находиться в одном доме и в одной постели, отрицать нельзя. Но это, конечно, усложняет процесс доказывания. Одно дело — кто-то напал на улице, камеры это сняли, приехала полиция, и человека задержали, а другое — если все произошло на молодежной вечеринке или дома. Расследовать такие дела сложнее. Но сложность доказывания не означает невозможности.

С другой стороны, я не сторонник позиции «сама виновата», но надо понимать, что бывает всякое. Я знаю случаи, когда без фактического изнасилования просто лишь неприятие таких действий женщиной использовалось как шантаж — и появлялись реальные уголовные дела. Осуждают человека, а журналисты проводят параллельное расследование, подтверждающее, что он не преступник и это была чья-то месть или политика. Цель правильного судебного процесса — защита прав жертв, но также и недопущение обвинения невиновного.

Очень важно, чтобы был принят закон о домашнем насилии. Ведь административная и уголовная ответственность — это в любом случае влияние на ситуацию постфактум (когда противоправные действия уже совершены). В отношении же домашнего насилия и абьюза определяющую роль играет профилактика — воспитание и изменение отношения общества к этой проблеме и воздействие на ситуацию до того, как она перешла в уголовное измерение. Именно этому посвящен закон, который с 2016 года пытаются принять. Но его так и не приняли, потому что он вызывает диаметрально противоположные мнения в обществе.

— «Культура отмены», на ваш взгляд, эффективное наказание для абьюзеров?

— Как юристу мне этот информационный суд Линча — когда наказание существует не в правовом поле — не близок. В таких делах нужна состязательность: давайте выслушаем другую сторону. Чем хороший суд и отличается от «общественного». Независимый суд должен выносить независимое решение. Если же речь идет о происшествиях за пределами срока давности или где невозможна судебная защита, позиция гражданского общества неприятия такого поведения, конечно, важна. Но тут надо знать меру.

О том, сработает ли «культура отмены» в ситуации с Егором Беликовым и приживется ли она в нашей стране вообще, общество узнает позже. Точка в вердикте «Отменить нельзя помиловать» еще не стоит.

Истoчник: Mk.ru