Специальная операция на Украине и последующие за ней санкции ряда государств и международных организаций категорически обострили тему того, какую экономику мы строили в России в последние 30 лет. Что нам делать с правилами, по которым она проектировалась? Насколько эти правила объективны и обоснованны? И где нам взять иные, если старые не работают?
Фото: Наталия Губернаторова
Все неписаные, как, впрочем, и зафиксированные правила, хотим мы этого или нет, сейчас перестали работать. Отъем российской собственности на Западе, наказание (в частности, санкции) без суда и доказательств, вмешательство во внутренние дела государств — это уже реальность сегодняшнего дня. То, что еще вчера было и оставалось незыблемым сейчас, по факту оказалось недействующим и неработающим. И здесь я говорю не о фактических правилах, нормах ВТО и т.д. Я обращаю внимание на правила и принципы, по которым жила наша рыночная экономика. Их сейчас на ходу приходится просто-напросто пересматривать. Вы скажете, что никаких правил и не было, мы жили (и живем) в свободном рынке. Посмею возразить: правила были, причем очень жесткие. Они, конечно же, носили не правовой, а политический (я бы даже сказал, идеологический) характер, но от этого они не становились менее обязательными. Предлагаю сейчас обсудить лишь некоторые из них.
1. Эмиссия вредна, а денежная масса увеличивает инфляцию. Мы в этой парадигме живем все последние десятилетия, начиная с гайдаровских времен. И если в «лихие девяностые» дискуссия относительно того, что и эмиссией, и денежной массой можно управлять, еще имела место быть, то в последние годы финансово-экономический блок правительства на корню пресекали все подобные инсинуации. Наши либералы-финансисты с догматизмом, достойным лучшего применения, как мантру, повторяли: «Излишняя денежная масса создает условия для инфляции». При этом никто не сказал, как рассчитывается эта лишняя денежная масса, для кого и от кого она избыточная, и почему, собственно, она злонамеренно производит инфляцию. Как говорится, вопросы были и остаются…
Но именно сейчас, когда у нас «отжали» часть Фонда национального благосостояния, долю золотовалютных резервов и даже некоторые части частных валютных накоплений, разговор об эмиссии и ее вреде/пользе для борьбы с инфляцией стал неожиданно легитимным.
Все на самом деле одновременно и просто, и сложно. Да, необеспеченная товарами и производственными мощностями неконтролируемая эмиссия действительно почти гарантированно обеспечит нам с вами новый виток инфляции. Но если мы исходим из того, что деньги (читай — суверенные казначейские билеты) являются отражением происходящих в стране экономических отношений, то все быстро становится на свои места. Если рубли эмитированы (читай — кредитованы государством) под конкретные производства для понятных рынков сбыта с вполне определенными нормами возврата и нового обращения в экономике, то чем такая эмиссия плоха? В каком месте она выводит нас на инфляцию? Где эти эмитированные (читай, «напечатанные») рубли упадут мертвым грузом на плечи нашей с вами экономики? Смею предположить, что нигде. Каждый рубль здесь обоснован, поскольку отражает реальные производственно-экономические отношения, и нахождение данного рубля в экономике есть фиксация того, что наши предприниматели и нанятые ими работники произвели новые товары и услуги для удовлетворения чьих-то потребностей. В этом суть экономики. Ради этого ее создала эволюция.
Целевая адресная эмиссия национальной валюты не только не вредна экономике, она является частью базовых функций государства как объединения граждан. Если это государство эмитирует недостаточный объем легитимных казначейских билетов, то экономика этого государства страдает от недостатка (а не избытка!) денежной массы. Обеспеченные выпускаемыми товарами и услугами (а еще и производственным, ресурсным и интеллектуальным потенциалом) эмитированные нашим государством рубли не только не производят инфляцию, а наоборот, создают условия для ее невозникновения.
Важное добавление: эмиссия не может быть бесконтрольной и должна быть однозначно целевой. Безудержная накачка экономики денежными знаками обогащает финансовый сектор и коммерческие банки и ничего не меняет в экономике в лучшую сторону. Речь идет о другом. Эмиссия производится под вполне конкретные производственные отношения — строительство инфраструктуры, решение жилищного вопроса, импортозамещение и пр. И здесь нам на помощь приходят финансовые технологии, а точнее — блокчейн, когда мы можем эмитировать цифровой рубль (тот самый, который сейчас тестирует Центробанк) целевым образом под вполне определенные экономические действия. Эмитированный таким способом рубль нельзя украсть, вывести за рубеж, купить на него иностранную валюту или акции иностранной компании. Все транзакции понятны и контролируемы, а каждая копейка имеет свой «цвет», и ее обращение работает на нашу с вами экономику без инфляции и коррупционных схем.
2. Существует международное разделение труда. Это еще один тезис, в который наши экономические власти верили, как в евклидову геометрию, все последние десятилетия. При этом кто установил это разделение и по какому принципу, нам тоже почему-то никто не объяснил. По факту есть страны «первого мира» — «золотой миллиард», а есть все остальные страны, которые стали называться «развивающимися рынками», куда скопом записали весь «третий мир», а заодно и страны бывшего социалистического лагеря, не вошедшие в ЕС. При этом наши либеральные экономисты уверяли, что наша экономика ничем не отличается от экономик других развивающихся стран, забывая сказать, что экономика СССР когда-то была на втором месте по объему ВВП в мире, а Советский Союз был в состоянии производить все — от гвоздей до космических станций.
А еще эти самые «экономисты» уверяли, что мировую торговлю прекрасно регулирует ВТО (в которую нам срочно надо было вступать), забывая при этом нам сказать, что ВТО — это прямой наследник ГАТТ (Генерального соглашения по тарифам и торговле), той самой организации, которую США создали для недопуска в СССР и страны СЭВ передовых технологий и разработок.
В итоге все мировое разделение труда, грубо говоря, свелось к тому, что в одной части мира — деньги и процветание, а в другой — нищета и грязные производства. Наверное, для западных стран такое разделение удобно, но большую часть мира оно, конечно же, не устраивает. Именно поэтому все без исключения амбициозные независимые государства работают над тем, чтобы иметь собственное развитое высокотехнологичное производство. И речь сейчас не только о китайских автомобилях и айфонах, что говорит в пользу экономики КНР. Речь о том, что на наших глазах Бразилия стала мировым производителем самолетов, Индия и Иран — мировыми лидерами в фармацевтике, а Турция вдруг вырвалась на мировой рынок вооружения. России, кстати, тоже есть чем похвастаться. Благодаря государственной политике последних лет мы стали признанным мировым игроком на рынке продовольствия, что в ближайшее десятилетие может быть критически важным.
И здесь, опять же, речь не идет о разделении труда, а о том, что каждая растущая экономика стремится приобрести полноотраслевой характер своего существования. Способность «производить все что угодно» — это не амбиция и не прихоть, а признак стратегической устойчивости экономических отношений, которые способны к опережающим мировую конъюнктуру изменениям.
И здесь мы, кстати, вспоминаем про государственное стратегическое планирование, про которое мы много говорим в последнее время, но которое именно сейчас должно выйти на совершенно иной уровень развития и реализации. Современные информационные технологии позволяют не только видеть, но и прогнозировать потребность в тех или иных товарах и услугах. При этом данное прогнозирование может производиться и в национальных, и в глобальных масштабах. Данный инструмент позволяет не только выигрывать у глобальных конкурентов, но и снижать издержки (временные и финансовые) внутри национальной экономической системы, поскольку данное планирование позволяет видеть картину целиком.
3. Социальная сфера — это государственные расходы, а значит, нужно снижать издержки на ее содержание. Это еще одно неписаное правило, которое, как говорил профессор Преображенский, «я совершенно не понимаю». Может быть, кто-то забыл, но любая организация, в которой работают люди и которая имеет основные и оборотные фонды, создает свою часть валового внутреннего продукта. То есть инвестиции в социальную сферу — это рост нашего с вами ВВП. Нам «либералы-экономисты» говорят: «Это затраты!» Но затраты — это тоже экономика. И это только одна сторона медали. Есть и другая, которая говорит нам о том, что социальная сфера — это формирование качества жизни граждан нашей с вами страны. Инвестиции в культуру, образование, здравоохранение, экологию и безопасность возвращаются ростом рождаемости, осознанным потребительским поведением и активной экономической позицией. Богатая социальная сфера — это богатое и развивающееся государство с высоким качеством нашей с вами жизни. А разве не этого все мы хотим? Высокое качество жизни формирует уверенность в завтрашнем дне, а значит, люди готовы инвестировать в жизнь, создавать жизнь, воспроизводить жизнь.
Завершая свой короткий экскурс в историю наших экономических заблуждений, хочется сказать, что их перечень, конечно, не ограничивается обозначенными выше постулатами. С точки зрения экономической политики мы 30 лет ходили по пустыне, как народ Моисея. Ходить нам еще десять лет или начать делать правильные политико-экономические выводы — решать нам самим. Но не будем забывать, что наши граждане хотят жить и работать прямо сейчас, а политикам именно перед гражданами придется отчитываться.
Истoчник: Mk.ru
Комментарии закрыты.