Окруженный ястребами

Родившиеся в послегорбачевские времена, к счастью (или к сожалению, ибо верят по молодости и неопытности пропагандистам канувшего коммунистического рая), вообразить не могут гнета беспросветной руководящей роли КПСС, засилья цензуры, равнения по единому ранжиру, рутинной слежки каждого за каждым, доносов и психушек, куда упрятывали за малейшее проявление вольности и сопротивления диктатуре.

Фото: Алексей Меринов

Вне отпечатка на собственной шкуре тирания умозрительна и непостижима, чем умело пользуются идеологические спекулянты. Ради неповторения унифицирующей модели бытия нужно шире свидетельствовать о феноменальной попытке М.С.Горбачева — разорвать удушающие путы.

Небесно-голубой костюм

В глухие «безгласные» времена довелось «по секрету» увидеть документальный, смонтированный из четырех лишенных комментариев микрочастей сюжет о визите М.С. в Британию. Первая — черно-белая советская хроника: генсек в низко надвинутой шляпе и темном плаще поднимается по трапу, его провожают в аэропорту хмурые члены Политбюро. Вторая — он, улыбающийся, в небесно-голубом костюме, под руку с Раисой Максимовной спускается по трапу в Лондоне. Третья — он, сияющий, с Раисой Максимовной, машет с трапа Маргарет Тэтчер. Четвертая — в темном плаще и надвинутой шляпе, без супруги, спускается к смурным товарищам из Политбюро.

В период правления М.С. диссидентов принудительно не лечили и не лишали гражданства (что практиковалось при, будем считать, вегетарианце Брежневе), напротив, с почетом возвращены Солженицын, Войнович, Владимов, из заточения в Горьком освобожден Андрей Сахаров, ему предоставили выступить с главной трибуны — и голос правозащитника услышали миллионы сограждан, полагавших его врагом. Журналистам пристало бить челом Горбачеву: утвердил свободу слова как само собой разумеющуюся необходимость, распахнул шлюзы для томившихся под запретом ярчайших произведений литературы.

Хорошо помню вдохновляющие лозунги (ныне воспринимаемые пародийно): перестройка, гласность, ускорение… То было — возрождение после затяжной брежневской спячки и долгой сталинской зимы — с кратким всплеском хрущевской относительной оттепели. Но в силу многажды пережитых жаждавшими перемен мечтателями разочарований взбытовало мнение: обычная для нового лидера риторика, внешне эффектная, но реально мало что значащая. Говорили: через месяц эпатаж иссякнет.

Не кончилось, занялось пуще. Ибо легло на ждущую семян почву, иссушенную остобрыдлыми мертвяще-цепенящими запретами, а теперь окропленную живительно-воскресительной инициативой…

Размашистым жестом — с той же удалью, с какой крушил тоталитарные, казалось, незыблемые доктрины, снес Берлинскую стену, стереотип отчуждения. Записные транжиры госсредств на личные нужды поныне возбухают: следовало взять за акт доброй воли солидный выкуп. Но именно некалькулирующая нескаредность и добрая воля без предварительных условий стали символом державы, числившейся до того беспросветной «империей зла».

Поношение бывших — козырь псевдоэлиты

Что происходит с нами спустя четверть века?

Общественный деятель призывает актера Сергея Безрукова отказаться от съемок в фильме, посвященном Ирине Родниной, — де многократная чемпионка скомпрометировала себя антипатриотичной позицией. А помнит ли призывальщик — специалист непонятно какого профиля, — сколь много сделала для престижа родины выдающаяся спортсменка? (Оставим в стороне ее мудрствования, но славные свершения ведь не перечеркнешь.) Так вправе ли не режиссер и не тренер — универсал на все случаи, мэтр? — расточать одергивающие советы?

Еще один некрупного калибра истеблишментер вскоре после кончины М.С.Горбачева торопливо высказал надежду, что М.С. перед смертью покаялся. С какой стати запанибрата попенял еще не похороненному? Почему взял смелость навязывать здравствующим и усопшим свои бестактные суждения? Или возомнил себя ровней покойному (который и при жизни не нуждался в суфлерах)? Придется долго отыскивать: какими талантами наделен этот прокурорствующий моралист — сколь ни тужившийся, не доросший до руководства страной. Лучше бы ему научиться склонять голову перед непререкаемой властью смерти и блюсти азы порядочности, следовать ритуалу непоношения более значимых предшественников.

Гастрономические претензии

То, что на прощание с Жириновским пришло (судя по отчетам репортеров и кощунственным подсчетам количества венков на могилах) больше народа, чем к Горбачеву, говорит о тяжелейшем заблуждении и непонимании глубинной роли лидера государства: клоунство воспринимается элементом более важным, чем привнесение в политику элемента нравственности. Приговор богоискателям (ведь и религию М.С. освободил от преследования) в мировой практике един (Джимми Картер тому подтверждение): отчужденное непонимание.

Популистских упреков Горбачеву хоть отбавляй: лоббировал «сухой закон», рекламировал пиццу. Не пьющий (что для России минус), да еще низкопоклонствует: уронил достоинство вожака. Но брежневскую повсеместную «наливайку» (пили с утра и дотемна, в какое учреждение и на какое производство ни загляни), разливанное попустительство и нескончаемые празднования (жили в чересполосице юбилеев и наползающих одна на другую торжественных дат) — необходимо было остановить. Что до пиццы: с каких пор дети пролетарской и крестьянской закалки стали чваниться и делить труд на чистоплюйски уважаемый и низкий, позорный? Трактористом заработавший мозолистую копеечку себе на свадьбу студент не опускался до плебейского пренебрежения хоть бы и самой непрестижной трудовой стезей. Пусть бы обличители, чье мельтешение на телеэкране в саморекламных роликах (не о пицце, а о себе!), отправились на элеватор или начали пропагандировать пироги с капустой и булочки с изюмом (уж не говорю: тушить лесные пожары) — принесло бы пользу.

Разрушение и созидание

Кремль стоил мессы, Горбачев мог бороться за трон. Но учинять ГКЧП-2… Заваруха очередной революции с кровью и разрухой не значилась в его кодексе.

Не с него ли взял пример Ельцин, добровольно уступая бразды преемнику и произнося покаянную (кажется, искреннюю) речь? То есть: уроки Горбачева не прошли бесследно, не были напрасными. И, быть может, еще пригодятся не только в теоретическом, но и в практическом ракурсе нам нынешним.

Выскажу предположение, с которым многие не согласятся: Ельцин сменил Горбачева очень вовремя, а М.С. очень вовремя оказался смещен — иначе сделался бы тормозом и блокиратором своих же начинаний — не по злому умыслу и не из сермяжного консерватизма, а потому, что пересиживать на руководящих и неруководящих постах опасно в силу присущей хомо сапиенсам инертности, сводящей на нет собственные таланты. Сколькие энергично стартовавшие (не обязательно видеть их собственными глазами, достаточно призмы мемуаров) бронзовели, дряхлели: Мао, Брежнев, Чаушеску — наглядная обойма. Требовался кто-то — готовый подхватить знамя нововведений Горбачева и не останавливаться на полдороге, Карфаген-КПСС — должен был пасть.

«Дальше, дальше, дальше…» — называлась модная публицистическая пьеса той поры (речь шла о Ленине — разрушителе монархии и ниспровергателе династии малоспособных управлять ею наследных царей). Настала пора сбросить следующую, коммунистическую скорлупу, мешавшую стране развиваться. Ельцин — даже переусердствовал в избавлении от усохшей змеиной шкуры (но свободой слова при этом не поступился, при том, что подвергался жесточайшей критике), Горбачев столь радикально ломать отчие устои вряд ли бы решился.

При очевидной антагонистичности двух верховодов невооруженным глазом видна идентичность по одной колодке скроенных номенклатурных слепков: и Горбачев, и Ельцин — плоть от плоти птенцы гнезда ЦК КПСС и взрастившей их сталинской муштры. На расхожих плакатах с мало отличимыми ликами членов Политбюро они красовались рядом. То, что оказались некалиброванными, не поддавшимися стандартизации — заслуга (и следствие) неординарности их характеров и (надеюсь, не обижу сильную половину) дипломатичных жен, умело направлявших топорно отесанных соратниками мужей, коих формовала и формировала унифицирующая Система, отсюда трафаретные просчеты и ошибки, аукнувшиеся Вильнюсом, Тбилиси, Чечней, отсюда неумение децентрализовать управленческий аппарат, неспособность найти тех, на кого можно в реформах опереться.

И все же пассивную громаду неповоротливой державы удалось сдвинуть с мертвой точки и придать ей пресловутое «ускорение». Состав, пущенный по не наезженной колее, то замедляет скорость, то прибавляет темп и наддает, но уже не ржавеет в тупике.

Англичане (устами неглупых писателей) выспренне (национальной гордости великороссов не допрыгнуть, не дотянуть до монархического тщеславия британцев!) сформулировали: после Господа больше всех сотворил Шекспир. М.С.Горбачев (сравнительно с выдающимся драматургом) тоже преуспел на избранном поприще. Его дерзновенного замысла и замеса человеческой глины хватит на века — при том, что самому ему был отмерен весьма скромный резерв активного могущества.

Истoчник: Mk.ru