Скандал в «Матросской Тишине»: спрятали мертвого заключенного

В СИЗО «Матросская Тишина», судя по всему,  перестали оповещать близких арестантов об их смерти. Большая загруженность медиков и  сотрудников  отдела спецучета это объясняет, но точно не оправдывает. Супруга заключенного, скончавшегося от COVID-19  в конце сентября,  узнала об этом спустя две недели, да и то  случайно. Женщина до сих пор (прошел почти месяц) не может получить его тело, чтобы захоронить.

Фото: Михаил Ковалев

«Если он заключенный, то с ним можно не по-человечески?» — вопрошает она и справедливо замечает, что никто не заслуживает такого отношения.  

39-летнего Николай Рогачева арестовали в апреле 2022 года по обвинению в мошенничестве (по версии следствия, он с другом  обманул  родных человека, сообщив им, что он попал в тяжелую ситуацию и взяв за решение проблемы деньги).  Николай к тому времени  жил в Москве со своей гражданской супругой  и ее детьми уже больше пяти лет, работал курьером в магазине. После ареста поместили его в «Матросскую Тишину». 

— В сентябре он писал, что вся камера замерзает, — говорит супруга Юлия Забелина. — У них окна на лето сняли, а тут холода.  Одно окно они прикрывали одеялом, чтоб сильно не дуло. Но в итоге все равно многие заболели.  

Николаю стало плохо 16 сентября —  температура поднялась и не спадала несколько дней.  У него было еще серьезное хроническое  заболевание, он на воле принимал терапию, постоянно сдавал анализы и чувствовал себя замечательно. А в СИЗО он с медиками ругался по поводу терапии: то не те таблетки, то не в том объеме в котором надо (то есть половину дали, половину нет).  

В общем, на фоне его основного заболевания состояние ухудшалось. Врач сделала снимок только 23-го числа, когда муж на этом настоял, так как у него стала жутко болеть спина. После этого его срочно госпитализировали в больницу при «Матросской Тишине» (она расположена на базе СИЗО). Связи с ним никакой не было. 

Получить хоть какую-то информацию о ходе лечения, о состоянии близкого человека Юле не удавалось. Волноваться она стала, когда письма и посылки приходили обратно с ответом: «Адресат убыл». 3 октября должен был состояться суд.  На заседание Николая не привезли, при этом судье не объяснили причину.  В итоге суд перенесли.   

Николай Рогачев с гражданской супругой.

12 октября адвокат Рогачева Эльвира попала в СИЗО, где ей сообщила, что Николай скончался  еще 30 сентября в городской больнице № 2, куда был доставлен накануне с диагнозом «коронавирусная инфекция, вызванная COVID,  двухсторонняя пневмония». 

— И получается, что ни нам, ни суду не сообщил никто, что человек скончался, — восклицает Юля. — Как такое могло быть? В деле везде был указан мой телефон и все данные, мой адрес как адрес его проживания. Никто не попытался даже связаться со мной. 

— Какие претензии ко мне, если дело было передано в суд? — отвечает на мой запрос как члена СПЧ следователь ОМВД «Соколиная Гора» Александр Кличак.  

Формально он прав. Заключенный числился уже не за следствием, а за судом. Так считает юрист, в прошлом следователь по особо важным делам СКР Андрей Гривцов:

— Оповещать в таких случаях должно СИЗО. Если у них нет данных, то связываются со следователем, а тот уже делится информацией о родственниках, которая есть в деле. СИЗО почему-то забыло оповестить в этом случае  даже суд (в итоге Фемида сделал запрос, получила ответ только 10 октября. — Прим. авт.). 

Но дальше — больше. Тело оказалось в морге в Коммунарке, откуда его близким не выдают, ссылаясь на отсутствие документов. Оказалось, что паспорт был у следователя. 

— Пусть приезжают и забирают, — отмахнулся он в ответ на мой звонок.

— Мне кажется, то, что произошло, это просто результат типичного бардака, — комментирует Гривцов.  — Рассуждают  примерно так: «Ну, умер и умер заключенный». С учетом большой загруженности всех сторон (у следователя и судьи одновременно может быть 70 дел, в СИЗО огромный перелимит почти в 50 процентов), до судьбы конкретного арестанта никому нет дела. 

Состояние прав в стране можно легко понять по отношению системы к одному человеку. Когда ни его жизнь, ни смерть ничего не стоят — это плохой сигнал.  Но, может быть, эта история поможет наконец с давней инициативой правозащитников: чтобы медики ФСИН сами связывались с близкими и сообщали им о лечении и результатах, о состоянии человека. В конце концов не знать — жив ли твой  муж, сын, брат и т. д. — это ведь тоже форма пытки.

Истoчник: Mk.ru