Профессор Гундаров заявил о переходе человечества к новому миру

Череда последних событий говорит о том, что мы находимся на пороге глобальных перемен. Мир трясет, и это касается не только нас. Просто в каждой стране кризис проявляется по-своему. И в США, и в Европе, и в Китае, и особенно в России. Посмотрите, ведь в последние годы нигде нет спокойной жизни. Экономические катаклизмы, политические армагеддоны, пандемия коронавируса, которая на фоне прочих глобальных угроз вдруг внезапно перестала быть смертельно опасной.

Фото: аккаунт Игоря Гундарова «ВКонтакте»

С известным профессором Игорем Гундаровым, доктором медицинских наук, кандидатом философских наук, мы познакомились на съемках одной из телевизионных программ еще в эпоху COVID-19. Его тогда много приглашали выступать и выражать свое мнение, которое сильно нервировало многих. Профессор являлся одним из тех, кто, не отрицая наличия инфекции, тем не менее был уверен, что в пандемии есть не только медицинская, но и политическая составляющая. И что все, что происходит, это своего рода социальный психоз.

Время показало, что он был в чем-то прав. Во всяком случае, абсолютное большинство выжило.

Но окончание пандемии отнюдь не означает завершение мирового кризиса. Скорее это точка бифуркации. Что дальше?

С профессором Гундаровым мы сидим в кафе. Зал переполнен. Время бизнес-ланчей.

Пришедшие сюда люди, наверное, даже и не задумываются, в каком мире они живут. Повезло ли им родиться в эпоху глобальных перемен или многие бы предпочли спокойствие? К сожалению, времена не выбирают. Да и существовало ли это спокойствие хоть когда-то в человеческой истории?

— Вы профессор Гундаров? — вдруг подходит к нашему столику молодая женщина. — Вы знаете, я все время смотрю интервью с вами. Мне так интересно, что вы думаете о будущем и куда нам всем идти.

Она садится за наш столик, и дальше мы начинаем разговаривать уже втроем. Игорь Гундаров — ученый. Я — журналист. Девушка — простая прохожая, которая, наверное, одна из немногих, кто задает непростые вопросы.

Идеи Игоря Гундарова, наверное, не всем покажутся однозначными, но они имеют место быть. Мне он кажется все же идеалистом, как многие, выросшие в СССР, он верит в лучшее в человеческой природе.

Но в главном он прав: человечество стоит у закрытой двери глобального перехода. Осталось найти ключ.

«История умерла» — написал лет тридцать назад «последний человек», экономист Фрэнсис Фукуяма. У него история умерла, потому что исчезли все противоречия в либеральных демократиях во всем мире. Дальше только гниение и тлен…

«Капитализм умер» — торжественно провозгласил знаменитый швейцарский экономист и создатель Давосского клуба Клаус Шваб. Ну, он-то как раз пытается его перезапустить, заодно уничтожив все, что было «до». На базе неокоммунизма, глобализма, четвертой промышленной революции, цифрового общества и прочего трансгуманизма. Всего так много, что понятно — это еще не цельная идея, это детали конструктора, наваленные грудой.

«Бог умер» — как-то сказал Ницше и потом замолчал до самой смерти. Ибо ему нечего было сказать более.

«Надо только открыть глаза и видеть то, что происходит сейчас. Рождается новый мир, новая формация. Рабство, феодализм, коммунизм — все это было предтечей нового общества, свидетелями появления на свет которого нам всем еще только предстоит стать», — говорит Игорь Гундаров. «Коммунизм в Советском Союзе построили к 1980 году. И почувствовали, что этого нам мало. Нас потянуло дальше. Коммунизм не развалился, как было принято считать последние 30 лет. На тот момент он просто выработал свой исторический ресурс».

— Слушайте, ну какой коммунизм мы построили? За колбасой нужно было ездить в Москву.

— А он такой и должен быть — коммунизм. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Образование — бесплатное, здравоохранение — бесплатное, квартиры в пользование бесплатные, ЖКХ по чисто символической цене, все ходили одетые и сытые.

— А если кому-то хотелось больше? Если его потребности базовым минимумом не ограничивались? Ведь люди не одинаковы.

— Но в рамках марксизма не обсуждаются индивидуальные потребности человека. Личность получала достаточно для функционирования, лишь становясь частью целого и отказываясь от своего мнения и своих личных прав. Само выражение «права человека» в СССР появилось только при Горбачеве.

— Буквально накануне известный артист и, между прочим, депутат Госдумы Дмитрий Певцов заявил, что Конституция 1993 года была создана нашими врагами, так как в ней говорится, что «высшая ценность человека — его права и свободы». Это было бы личным мнением Певцова, но об этом говорит не только он. Что нужно едва ли не отменить Декларацию прав и свобод человека, принятую на Третьей Ассамблее ООН в 1948 году.

— А вы знаете, что в СССР за чтение и распространение этого документа могли посадить в психиатрическую больницу? Декларация была принята Съездом народных депутатов СССР только осенью 1991 года. В ней высшей ценностью нашего общества действительно провозглашались свобода человека, его честь и достоинство. До этого считалось, что советскому человеку ничего подобного не нужно — вся страна и так принадлежит ему. Не ему как личности, а ему — как части системы.

У Маяковского вспомните: «Единица — вздор, единица — ноль. …Партия — рука миллионнопалая, сжатая в один громящий кулак». Да, кулак. Но твердая система, общность однозначно востребована только в критических ситуациях, когда, к примеру, требуется сломать хребет фашистскому зверю.

Когда заканчивается битва, каждому пальчику хочется расслабиться, отдохнуть. На один колечко надеть, другим в носу поковыряться.

Хрущев сделал великое дело. Он не просто попытался дать свободу советскому человеку. Он сам спустился с небес и лично ругался с художниками-абстракционистами в Манеже. Да, они ему не нравились, но он не бросил их в тюрьму за их творчество, не отправил на Соловки. Царь как простой смертный вживую общался с народом! При Сталине такое было невозможно.

— Но творить в коллективном порядке нельзя тоже. Один мечтает нарисовать портрет Ленина, а другому, может, хочется черный квадрат.

— Тем не менее именно советская цензура позволяла создать гениальные произведения. Эзопов язык, постоянные запреты, единство и борьба противоположностей. И в этом тоже был смысл. Когда после тотального запрета наступает свобода — творчество расцветает. Как только при Хрущеве немного отпустили вожжи, поэты собирали стадионы. Но к 1980 году все это исчерпало себя. Образно говоря, мы дошли до пика коммунизма, к которому так стремились, огляделись и поняли, что нам нужно что-то еще.

— Получается, СССР самоуничтожился? Мы сами его приговорили?

— В каком-то смысле так. Нет, действительно были большие проблемы в экономике, в идеологии, но самое главное, что люди хотели жить иначе, свободнее. Первые три года перестройки были сказочными. Вы, наверное, не помните, но везде царил небывалый эмоциональный подъем: радость, вдохновение. Поначалу никому и дела не было до окончательно опустевших прилавков. На Манежке собирались миллионы. Это был восхитительный момент ожидания перемен.

Мы почувствовали себя личностями, индивидуальностями, все подряд кинулись делать себе визитки, это была возможность доказать: я есть, я существую, я представляю собой что-то. Мы искренне верили в то, что перемены к лучшему наступят автоматом. Но они все не наступали. Куда двигаться дальше, мы не знали. И поэтому развернулись в капитализм.

— Возможно, причина в том, что во многом построение социализма было форсировано в России искусственно. Его решили больше века назад строить на почве русской государственности «православия, самодержавия и народности» совершенные теоретики. Когда страна была не готова к этому ни экономически, ни политически, ни ментально. Поэтому получилось то, что получилось. Процесс должен быть естественный. А сейчас видные деятели западного капитализма говорят о том же, что и капитализм умер.

— Рабство длилось множество тысячелетий, феодализм около тысячи лет, капитализм уже всего четыреста, на социализм и коммунизм пришлось меньше восьмидесяти. Просто время сжимается. Сжимается скорость исторических процессов и формаций. У всего есть рождение, развитие, пик и закат.

— Для Маркса коммунизм был концом истории.

— А по американскому экономисту Фрэнсису Фукуяме капитализм — конец истории. И после ничего не может быть. Нам так крепко вбили это в голову, что мы этому верим. Что у истории есть конец или по крайней мере завершающая формация, после которой стагнация навсегда. Любой, кто говорит о чем-то еще, автоматически становится диссидентом и изгоем. Лет пятнадцать назад директором-распорядителем Международного валютного фонда был назначен Доминик Стросс-Кан. Открывая очередную сессию МВФ, незадолго до своей скандальной отставки в 2011 году, он прямо заявил о том, что взамен капиталистического мира наступает новый мировой порядок. Это явилось шоком для всех остальных. Стросс-Кан шел на президента Франции, его ждала еще более блестящая карьера. И тут очень вовремя обвинили в попытке изнасилования горничной в отеле, прилюдно надели наручники. А все из-за того, что он слишком рано констатировал уже свершившийся факт. И это, вероятно, не понравилось многим.

— Однако сегодня Клаус Шваб, президент Всемирного экономического форума в Давосе, говорит примерно то же самое. Фактически он в XXI веке предлагает коммунизм — отмену частной собственности, введение фиксированного базового дохода, но при этом лишение среднего класса части либеральных прав и свобод. Он анонсирует план «Большой перезагрузки» мира, в том числе и отходя от идеи национальных государств ради торжества надгосударственных институтов и транснациональных корпораций. Так, он считает, можно преодолеть мировой кризис.

— Шваб всего лишь воплощает в реальность то, что когда-то написал Ленин в своей работе «Империализм как высшая стадия капитализма» и что предрек Маркс, заявляя, что концентрация капитала подготавливает необходимость плановой экономики, и это неминуемо приведет к социализму. Объективные законы истории сметают ненужное. То, что происходит сегодня в Китае, Америке, Европе и особенно в России, — это, как мне кажется, последний этап перехода. Поэтому так сложно и больно. Но жизнь заставит принять неизбежное.

— Но ведь у каждого государства свои методы преодоления кризиса. Мы с вами как-то говорили о том, что в Китае власти сегодня спровоцировали коронавирусный психоз. И не только в Китае, но там это дошло до своей крайности из-за экономического кризиса, колоссальной внешней закредитованности. У них была попытка создать новую систему социального рейтинга, основанную на сборе в единую базу всех сведений о человеке, насколько он соблюдает социальные нормы. Хорошо себя ведет или плохо. Но сейчас на фоне пандемии коронавируса это преобразовалось в безумный тотальный контроль за всем и вся. Совершенно необъяснимый с точки зрения эпидемиологии. Руководствуясь якобы общественным благом, у людей отнимают их последние права. Включая право на базовые потребности.

— Я думаю, тут не какие-то глобалисты или Билл Гейтс замешаны, не какие-то внешние управители, а сами китайские власти посеяли безумный страх в обществе. Как мне кажется, впервые в истории мы наблюдаем за таким явлением, как тотальный медицинский психоз, социальный психоз шизоидного типа. Никакой практической пользы от того, что происходит, быть не может. Вирус так не победить. Но лично мне кажется, что не могут власти сознательно и в здравом уме делать то, что катастрофически ухудшает положение страны, вызывает недовольство населения, ведет к экономическому, политическому, демографическому кризису.

— В любом случае, это путь Китая в его переходе к новому мировому порядку. Есть ли своя модель сегодня у России? Когда нам говорят, что мы должны отринуть все западное — в этом нет ничего нового, это просто отрицание другой системы, в которую мы когда-то так оптимистично пытались вписаться.

— Да, в 90-е мы, возможно, могли бы построить что-то новое, но тогда в экстазе влились в западную модель. Это был первоначальный капитализм, которого на Западе в чистом виде к тому времени уже не существовало. Когда сегодня Путин говорит, что нас кто-то подминал под себя и заставил обманным путем присоединиться к чуждой нам системе. Это не так. Мы сами с радостью легли под нее. Но, увы, нас не пустили дальше прихожей. Так, как кроме нефти и газа, мы ничего не смогли больше предложить.

Беда наша в том, что мы не знали, куда идти, еще до развала СССР. Я был делегатом 28-го съезда КПСС в 1990 году, имел возможность встречаться со своим земляком Горбачевым, встречался и с Яковлевым. Никто ничего не понимал тогда. Я смотрел на эти метания и задавал себе простой вопрос: что дальше?

Я читал Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» и понимал, что дальше двигаться человечество будет именно в этом направлении. Я боялся говорить об этом. Единомышленников тогда было мало. И я сам еще не до конца созрел.

Потом появилась «Ассоциация независимых ученых России — 20–21». Мы были свободны от шаблонов и клише, внушенных нам ранее. Мы поняли, что жизнь намного богаче и разнообразнее, чем бесконечная классовая борьба. В 1998-м нас было человек пятьдесят: социологи, философы, политологи, демографы. Состоялась маленькая конференция в Горках Ленинских.

Проходили встречи, дискуссии, обсуждения, подключились итальянцы, австрийцы, немцы, даже китайцы. Так мы впервые заявили о новой формации. Социогуманизм. Обязательно на «изм», так как это придавало фундаментальности. К нему мы и идем сейчас, я уверен в этом.

— И в чем основа вашего учения?

— Как врач я знаю, что организм един, но клетки организма — автономны. Так лимфоцит бегает по крови и ищет вирус, чтобы его поглотить. У него своя собственная программа. Разумеется, ему нужны температура, кровь, но в целом он независим.

Чтобы государственная система функционировала правильно и долго, каждый человек должен быть в системе, но при этом существовать относительно отдельно. Он должен сохранять свою независимость. Как известно, система — это множество элементов, находящихся в отношениях и связи друг с другом, образующих единую целостность. Относительная независимость элементов для системы так же необходима, как и их связь. Советский Союз был монолитом, в котором люди как независимые единицы оказались не нужны. 

В том обществе, которое мы построили, было невозможно принять самостоятельное решение на низовом уровне и взять на себя ответственность. Когда-то я предсказал гибель Советского Союза в том числе и от перекосов гиперцентрализации.

Помню, как-то ездил с министром здравоохранения Литовской ССР в Ирландию, и он жаловался на то, что не в состоянии даже изменить форму наклейки на пузырьке с зеленкой, для этого ему нужно было добиваться приема у союзного министра в Москве. В режиме застоя это как-то еще работает, наверное. Но если ситуация экстремальная, то наступает крах, хаос…

Я верю, что именно Россия первая отыщет дорогу в будущее. И физически, и морально. Может быть, потому что нам сейчас труднее всего. Любой кризис — это шанс. Общественный организм включает резервные мощности для того, чтобы выжить.

— И они у нас включились уже?

— Думаю, что еще нет. Но по крайней мере люди готовы об этом слышать. Десять лет назад было слишком рано. Процветало общество потребления, кругом было полно новых машин, люди путешествовали, брали квартиры в ипотеку, меняли телефоны. Бесполезно было объяснять, что это путь в никуда.

А сейчас, видите, к нам подсела молодая женщина — и ей не все равно. Пусть пока она одна в огромном зале. Я думаю, рано или поздно в России родится система, при которой права общества будут объединены с правами человека. Человеческая природа на самом деле двуедина. Мы личности и мы — часть целого. Однажды мы поймем это.

— Как в квантовой физике: любая частица является одновременно волной.

— Да, это так. Почему Россия? Так на самом деле в России живут настоящие индивидуалисты, возможно, даже большие, чем на Западе. Вы пройдите по русским кладбищам — ограда на ограде, везде фотографии умерших людей, каждый памятник не похож на другой. На Западе как раз погосты унифицированы. Все по одной линеечке, не отличить.

Гармония прав общества и личности — полагаю, рано или поздно мы придем к этому. Есть такое красивое слово в русском языке. Соборность. Это не коллективизм, и хоть термин церковный, это не про религию. Это свободное духовное единение людей, общение в братстве и любви. Чтобы выжить, нам необходимо изменить атмосферу в обществе, совместить уважение к личности и преимущества социума.

Это будет непросто, думаю, впереди нас ждут очень тяжелые времена. Которые нам придется осознать и принять. Но иначе нам просто не выжить. Иногда мне даже жалко, что я атеист. Потому что настолько изящно пишется этот сценарий. 

Истoчник: Mk.ru